При всем желании, ни в коем случае нельзя называть это сооружение «беседкой». Это склеп Александра фон Бекмана, правнука математика Л. Эйлера, и его родственников (например, жены, Розалии, которая была дочерью генерал-суперинтенданта всей Лютеранской церкви Российской империи). Образовательная минутка: металлический каркас над надгробиями называется «сень» или «палисад», редко — «эдикула» (выглядит иначе, и обычно каменная), на крайний случай все сооружение называют склепом. Теперь понятно, что никакой беседки на кладбище нет и никогда не было. Вы спросите, откуда же она взялась?

Может быть, в фильме Балабанова склеп Бекмана так назывался? Ах, кажется, нет — в самом фильме слово «беседка» не встречается ни разу. Немец Гофман, который по сюжету там живет (а мог бы выбрать «беседку» в другом месте), говорит лишь, что «тут предки мои лежат». Да и слово «брат» в фильме встречается всего пару раз, и тоже не на кладбище. Вероятно, название («беседка «Брата») появилось намного позже выхода фильма, и к самому фильму не имеет никакого отношения, а является лишь ярлыком, по которому многие узнают место — и ярлыком неправильным.

И тут мы приходим к самой большой проблеме. На мой взгляд, она связана и с ролью фильма Балабанова в нашей культуре (и однобоким его пониманием, но сейчас не об этом), и отсутствием уважения к кладбищам (наследие СССР), и отсутствием уважения к самим себе, в конце концов (потому что, цитирую Лакера по памяти, мертвые /забота о мертвых/ делают нас людьми). Выбирая в качестве объекта реставрации склеп, появившийся в таком неоднозначном фильме, который многие воспринимают как боевик, пропаганду насилия, алкоголя, нетолерантности, авторы проекта совершенно не проявили ответственность, не подумали о том, какую адскую смесь бескультурья и внимания они направляют на него. Склеп А. фон Бекмана и до того был притоном для якобы последователей «Брата», где они пили, курили, жгли костры, писали нецензурные надписи, оставляли мусор, справляли нужду и т.п. Что же с ним стало после такой оглушающей пиар-кампании?

А вот что: все стало еще хуже. Посетители делают все то же, что и делали раньше, вот только теперь их стало в разы больше, и они доламывают стенки сени (которую нужно реставрировать), сидят на надгробиях, вытаптывают окружающие могилы. Когда бы я ни пришла на кладбище, — я каждый раз, в любой день и время, вижу в склепе либо любопытствующих (которые, впрочем, не про Бекмана хотят узнать), либо пьяных, курящих, грубых людей, которые на все увещевания говорят: «Это беседка, мы сидим и беседуем». Но это не беседка. И люди этого не понимают, потому что несколько месяцев подряд по всем СМИ непрестанно шла информация о «беседке «Брата». Какой уж тут склеп!

Одним из последних «ударов» стала статья издания «Собака», где члены редакции журнала о кино «Сеанс» сидят все в том же склепе А. фон Бекмана, выпивают и закусывают. Казалось бы, просто фото, обыграли культовую сцену из фильма (культовую же?). Ведь не курить же на Дворцовой набережной, не смотреть на Казанский, бодрым шагом не идти мимо гостиницы «Прибалтийская», не сидеть в «Макдональдсе»! А за членами редакции потянется к склепу очередная порция людей, не отягощенных уважением к мертвым и себе, пойдет на кладбище пить, жарить шашлык в склепе, исписывать стены и мусорить — «а что, им можно, а мне нельзя? Это же беседка!».

Это не ерунда, поверьте — многие из моих знакомых, читателей, людей, которые уважительно относятся к исторической и людской памяти, «случайно» называют склеп А. фон Бекмана «беседкой». Я верю, что это случайно. Но я так же знаю, откуда эта случайность пошла. И это недопустимо. Почему, спросите вы, что ты занудствуешь тут? А потому что, если на кладбищах можно пить, курить, кидать мусор, то что мешает кладбище закрыть? Уничтожить надгробия? Снести все? Устроить ярмарку или пустырь? Построить на нем дом? Что мешает разрушить весь исторический центр Петербурга? И нет, я не преувеличиваю. Кладбища, как и центр Петербурга, есть часть истории города, истории страны, нашей с вами истории, в конце концов, и их нужно уважать и сохранять. Иначе мы не люди — вот и все.