Я называю перебивкой надгробие, использованное повторно для другого человека (т.е. надгробие когда-то принадлежало одному человеку и стояло на его могиле, а потом стало принадлежать другому и было установлено на другой могиле). В России перебивки обычно являются дореволюционными надгробиями, полностью или частично используемыми повторно в период с 1920х по 1960е гг.

Почему именно перебивка? Первые подобные надгробия, которые я увидела, были с новой гравировкой поверх/вместо старой, то есть они фактически были перебиты, выбиты заново, поэтому я и стала так их называть.

Однако мой термин не единственный: Ольга Матич, например, называет этот процесс (повторное использование надгробий) «рециркуляцией». Я предпочитаю использовать свой термин, вне зависимости от способа переделки надгробия (о них позднее).

Итак, почему вообще такое явление, как перебивка, имело место?

Самая главная причина — революция 1917 года, точнее, ее последствия. Множество людей эмигрировали, могилы их предков в момент стали никому не нужны. В том же 1917 году церковь (которая до революции отвечала за захоронения) была отделена от государства и лишена привилегий. Кроме того, в 1918 году был принят декрет СНК «О кладбищах и похоронах», по которому все кладбища, крематории и морги поступали в ведение местных совдепов. Тогда же была отменена плата за место на кладбище (и погребения по разрядам тоже были отменены), перестала производиться регистрация захоронений, позднее появились похоронные бюро, магазины. Как итог, кладбища стали фактически бесхозными, неупорядоченными объектами.

Ещё одна причина, вытекающая из вышеупомянутой — активная антирелигиозная политика, которая проводилась 1920х и до начала 1940х гг. Она была направлена на уничтожение религиозного культа в целом — церковь и ее институты расценивались как очаг внутренней «контрреволюции». Одним из методов антирелигиозной кампании стало уничтожение кладбищ. Разумеется, прямо об антирелигиозном подтексте разрушения некрополей никто не говорил: объявляли, что кладбище переполнено/находится в черте города/мешали строительству и т.д.

Оправдания советских деятелей нас не интересуют, нам важны последствия: множество кладбищ по всей стране было закрыто, а надгробия с них были либо использованы повторно (об этом чуть позже), либо просто уничтожены, либо шли на бордюры, мощение (знаю историю, как надгробные плиты с кладбищ финских хуторов какой-то советский гражданин использовал для отмостки дорожки на своем дачном участке), отделку советских сооружений (есть мнение, что станция метро «Автово» в Петербурге частично отделана надгробными плитами) или на материалы для типовых надгробий (например, раковин).

С полным уничтожением надгробий и их использованием в качестве строительных материалов все ясно — давайте же поговорим о «перебивках». Еще раз уточню, что «перебивки» обычно ставили на чужую могилу (не на ту, где надгробие стояло изначально). Думаю, что надгробия могли циркулировать как внутри границ одного кладбища, так и с одного кладбища на другое (особенно если кладбище было закрыто и разрушено).

Почему надгробия переносили на чужие могилы? Одна из причин — экономия средств, ведь куда дешевле взять уже готовый памятник, нежели делать новый. Кроме того, это лишний раз подтверждало ненависть к «буржуям-угнетателям» и, полагаю, считалось хорошим тоном, особенно в 1920е годы —например, на могилах многих революционных деятелей, погребенных в Александро-Невской лавре (тоже иронично, согласитесь), установлены дореволюционные надгробия-перебивки.

Какими же бывают «перебивки»? Они, как я уже говорила выше, бывают очень разными (разместила их в порядке частотности от самых популярных до самых редких из встречавшихся мне):

• затертая оригинальная* и выбитая новая гравировка;

• уничтоженная металлическая/каменная табличка с оригинальной* информацией о покойном;
• прикрепленная к дореволюционному надгробию каменная/металлическая плита с новой информацией;

• использование элемента дореволюционного надгробия в качестве нового надгробия и т.п.

*Оригинальная — т.е. дореволюционная, та, что была изначально.

Закончить свой небольшой экскурс я бы хотела личным мнением о «перебивках», — и тут я немного поспорю сама с собой. Курсивом выделено то, что я писала по этой же теме несколько месяцев назад.

Я считаю, что неприемлемо ставить чье-то надгробие на могилу. Часто дореволюционные памятники изготавливались под заказ, передавали черты погребенного, отражали его жизнь, сохраняли, в конце концов, имя человека, а еще композиционно вписывались в общий ландшафт некрополя, создавая единый ансамбль. Варварское уничтожение кладбищ и надгробий разрушало это единство.

Здесь мне добавить нечего — все еще так считаю.

Можем ли мы винить тех людей — тех, что рушили некрополи и ставили на свои могилы дореволюционные надгробия с грубыми перебивками? Это сложный вопрос, на который у меня нет четкого ответа. Но, наверное, все же нет, не можем винить — ведь тогда фактически кража памятника, преступление (я уже не говорю об этической стороне ситуации) считалась нормальной в силу иного мировоззрения людей. И это примета времени, по которой мы можем судить обо всем историческом периоде и решать, хотим мы того же сейчас — или нет.

А вот здесь я буду с собой спорить. С одной стороны, да, как мы можем винить тех людей, — то была другая эпоха, другие реалии. Да и потом, не всегда «перебивки» — это плохо, ведь именно благодаря им мы сейчас можем увидеть дореволюционные памятники, которые иначе были бы уничтожены. А с другой стороны… Приведу пример, который, возможно, является несопоставимым, но мне кажется вполне подходящим и логичным.

Все знают о Холокосте, правда? В нацистской Германии убивать евреев (и славян, кстати) считалось делом полезным и важным. Одобряем ли мы это сейчас? Считаем ли это обычаем «другой эпохи»? О, конечно, нет. А тогда были люди, которые одобряли и убивали! Понимаете, куда я веду? Еще пример. Вспомните истории, как кто-то сдавал евреев нацистам, а кто-то, рискуя своей жизнью, прятал евреев у себя дома. У всех ситуации, уверена, были разные, но человек тогда решал, отправит он другого человека на страшную смерть или попытается спасти. Человек решал, останется ли он человеком.

Советский же человек, перед которым стоял выбор — взять чужое надгробие или сделать свое, —тоже мог решить, что он будет делать. Кто-то выбирал чужое надгробие — и совершал преступление (это не просто кража, повторюсь, это уничтожение, возможно, последней информации о погребенном), а кто-то мастерил свое, — и оставался человеком. Ситуации всегда и у всех были и будут разными, но и выбор будет всегда. Другой вопрос, готовы ли люди к этому выбору — и его последствиям.

• Измозик В.С., Лебина Н.Б. Петербург советский — «новый человек» в старом пространстве
• Матич О. Музеи смерти: парижские и московские кладбища